Ноябрь 1982 года. Я — пацан в садике, готовящийся переходить в школу через год.
Мои родители — обычные советские работяги, работали на одном советском заводе.
отводили меня в садик

И вот, 10 ноября. Мы в группе. Каждый занимается своим делом — кто–то выдергивает лошадке хвост, кто–то на делится с другом конфетами, кто–то дерется за кубики. Воспитательница сидит за своим столом, что–то читает. Обычный день в обычном садике.

И тут в группу вбегает бледная заведующая. Она смотрит беспомощным взглядом на воспитательницу, глаза у нее на мокром месте. Воспитательница испуганно смотрит на заведующую. Заведующая говорит воспитательнице: "Брежнев умер!" и начинает рыдать. В ответ начинает рыдать воспитательница. Мы, офигевшие от этого всего, тоже начинаем все орать и плакать. В обще м, в группе воцарился траур.

И эта траурная обстановка так и стояла в нашей группе, даже в день похорон, когда нас всех предупредили: "Дети,сегодня будут гудеть заводы и фабрики, а вы в это время должны вести себя хорошо и стоять молча".

И вот, начались гудения. Мы все, понимая, что происходит что–то торжественное и огромное, стояли тихо. Гудки закончились, нам разрешили вернутсья к играм, и в этот момент я, карапуз–сорванец, подхожу к воспитательнице и заведующей и говорю им, чт оя знаю, от чего Брежнев умер! Они сразу офигели и заведующая так осторожно спрашивает:
"От чего?"
А я в ответ: "Он не выдержал операции. Ему делали операцию на сердце, чтоыб грудь шире была, а он не выдержал и умер".
Заведующая: "А откуда ты это знаешь?"
А я честно признался "А мне папа сказал!"
Меня тут же зацыкали, громким и властным окриком сказали, чтоб замолчал. Воспитательница схватила меня за руку, а заведующая (они в воспитательницей были подружками) быстро вышла из группы.

В тот день всех детей забрали из садика вовремя — около начала седьмого вечера. А я остался один и ждал родителей. Примерно в 8 часов пришла мать, она была молчалива и сурова. Молча одела меня, отвела домой, и отлупила ремнем, при этом плакала. Отругала за то, что я трепло и что вечно влезаю во взрослые разговоры. уложила спать. Отец вернулся, когда я уже спал.

В общем, из садика позвонили по инстанции, оттуда — в первый отдел завода, где работали родители. Маму вызвали в Первый отдел и песочили там весь день. Отца — вызвали куда надо, но не на заводе. Обоих допрашивали, запугивали, угрожали всеми карами небесными. Лишили премий, прогрессивок и 13й зарплаты. Хорошо, что не уволили — были хорошие характеристики.

Итак, кое–кто утверждает, что эт овсе фигня, что не могли людей сажать и расстреливать за анекдоты, что там были куда более серьезные дела, а анекдоты — это так, просто приплели к злостной антисоветской деятельности. Ну–ну, сказочники или мерзавцы! Я был шестилетней малышней, я ничего плохого не сделал — не разбил вазу, не дергал никого за косички, не дрался, не врал, хорошо кушал и вообще вел себя хорошо. а меня за анекдот отлупили. Но я то ладно. Родители тоже пострадали, да и вся наша семья пострадала. За анекдот, рассказанный отцом кому–то из друзей в моем присутствии. В 1982 году, когда ни о каких сталинских репрессиях и речи уже быть не могло.

В общем, хватит трындеть про антисоветчиков! Иначе я — первый антисоветчик здесь и даже, о ужас, диссидент детства.

Ах да, анекдот был о том, что "Скоро Брежневу надо будет расширять грудь, а то ордена не помещаются".